Дело Мотапана - Фортуне де Буагобей

— Ты не допускаешь, что я сделал это исключительно из удовольствия удвоить состояние старого друга?

— Решительно нет! Ты видишь, я с тобой откровенен.

— Я выбрал тебя по старой дружбе, хотя мог бы обратиться к другому.

— Стало быть, ты признаешь, что не можешь вести дело один? И тебе нужна помощь богатого человека?

— Нет, совсем нет, у меня достаточно денег. Ты, верно, думаешь, что я собираюсь завербовать целую армию? Уж тогда-то мы точно распростимся с миллионами. Какой поднимется шум, когда наши работники вытащат первый сундук со слитками! Да у нас начнутся судебные процессы со всеми страховыми обществами Англии.

— Вот поэтому твой чудесный план невыполним. Мы будем трудиться, а обогатятся другие.

— Я не так глуп! Нас будет двое, и никто ничего не узнает.

— Где ты видел, чтобы два человека поднимали со дна моря затонувший груз?

— Старик, слушай меня внимательно. Я уже давно готовлюсь к операции. Вместо того чтобы прохлаждаться в Лондоне, я поселился в Витстебле.

— Это что за место?

— Местечко у устья Темзы, на правом берегу. Там живут одни моряки, и почти все они занимаются подводными работами. Они входят в корпорацию английских водолазов.

— Как! Водолазы создали корпорацию?

— И очень многочисленную, мой милый. Она проворачивает блистательные аферы, покупая оптом потерпевшие крушение корабли. Например, если бы эти люди знали, где затонул корабль, который я хочу найти, их синдик пошел бы к директору страхового общества и сказал бы: «Если вы уступите нам груз, мы дадим вам наличными миллион или два миллиона и возьмем на себя разработку этого золотого рудника. Вам это не будет стоить ничего, а нам принесет двенадцать миллионов».

— Я понял! Дальше!

— Они научили меня нырять.

— Как! — воскликнул Мотапан. — Ты водолаз? Стало быть, ты теперь можешь собирать жемчуг, как те бедняки на Цейлоне?

— Совсем не так. Они дикари и умеют только минуты на две-три задерживать дыхание. А водолазы используют аппарат, позволяющий долго оставаться под водой.

— Я его видел. Это изобретение не ново.

— Оно превосходно, надо только уметь им пользоваться, а я это теперь умею. Начальник витстебльской корпорации предлагал мне большие деньги, если я останусь у него.

— И почему ты отказался?

— Объясню! Я уже сказал, что человек в специальном костюме может опускаться под воду на очень большую глубину и долго там оставаться. Я тоже несколько раз пробовал и могу вести самые трудные подводные работы.

— При условии, что тебе накачивают воздух, так?

— Разумеется! Я еще не научился дышать, как рыба.

— Сколько человек нужно для этого аппарата?

— Обычно работают втроем, но достаточно и двоих.

— Как! Можно работать с насосом в одиночку?

— Да, я пробовал. Нужно только привыкнуть. Это не так трудно, как управлять рулем, а ты — отличный моряк.

— Я немного заржавел, но все равно не растеряюсь, если придется командовать судном. Так ты выбрал меня?

— Я мог выбрать только тебя. Ведь жизнь водолаза зависит от товарища, который накачивает воздух. Если он остановится…

— Тот умрет, задохнется. Притом двенадцать миллионов — это искушение, и многие предпочтут не делиться.

— О! Этого я не боюсь. Работать в одиночку никому не удастся, и золото останется там же, где было.

— Если только он не осуществит свой план в самом конце. Даже если отказаться от последнего сундука, все равно достанется хорошая прибыль.

— Какая скверная мысль! — пробормотал Жиромон, слегка оторопев. — Но я знаю, что это только шутка. Повторяю, я предложу это дело лишь надежному другу.

— Предположим, этот друг — я. Допустим даже, что я научусь работать насосом. Сделай одолжение, скажи, как ты намерен действовать?

— Очень просто. Мы поедем в ту деревеньку, о которой я тебе говорил. Там есть уединенный дом, который мы снимем на время. Никого с собой брать не будем, а стряпать для нас будет жена какого-нибудь моряка. Ты, как и я, прослывешь оригиналом, страстным любителем рыбной ловли и прогулок по морю. У меня там есть все что нужно: парусная лодка, удочки, сети…

— Хорошо! А аппарат?

— Мы уложим его в ящик, его доставят в наш дом, и там уж мы сами его распакуем, а потом будем выходить в море каждый день и даже ночью под предлогом рыбной ловли. Тамошние жители привыкли к моим причудам, они не станут интересоваться нами. Я привезу тебя на то место, и мы определим точное положение судна. А когда все будет готово и нами перестанут интересоваться, увидев, что мы привозим столько же рыбы, сколько и рыбаки, однажды ночью мы положим снаряжение в лодку и незаметно уплывем.

— Ты думаешь, что, когда спустишься на дно, тебе останется только наклониться и подобрать слитки?

— Нет! Это будет долгое дело. Сначала нужно отыскать сундуки, потом разбить их топором.

— И ты считаешь, что способен на это?

— Да, я упражнялся в Витстебле.

— Очень хорошо! А когда ты разобьешь сундуки?

— Наполню мешок слитками, привяжу его к поясу, и ты меня вытащишь. Я могу спускаться раз пять за ночь. На берег мы вернемся еще до рассвета. Теперь, когда ты все знаешь, скажи, хорош ли мой план?

— Не уверен. Но можно попытаться. Сколько времени, по-твоему, понадобится, чтобы исчерпать этот золотой рудник?

— Не хочу тебя обманывать: месяца три… а может быть, и четыре. Нам надо обжиться на месте, да и сама операция требует времени.

— Это для меня слишком долго. Я должен быть здесь и охранять свои сокровища. Если отлучусь надолго, буду беспокоиться.

— Ты находишь, что двенадцать миллионов того не стоят?

— Я этого не говорю, мне нужно подумать. Я полагаю, ты не намерен ехать туда зимой?

— Я колеблюсь. Летом работать легче, но зато полно отдыхающих и туристов, которые могут нам помешать.

— И узнать меня — я очень известен в Париже.

— Именно! Между тем зимой там остаются одни местные жители. Нам будет спокойнее, только ветер может помешать выходить в море. Что ты скажешь?

Барон Мотапан молчал. Он был погружен в глубокие размышления.

— Жиромон, — проговорил он, наконец, — я не обещаю тебе ничего, но если я на это решусь, то поеду немедленно.

— Хорошо! Но когда?

— Когда засужу Кальпренеда-младшего, — ответил барон. — Я не успокоюсь, пока он не попадет в суд присяжных. А теперь, — прибавил он, с трудом вставая, — доставь мне удовольствие — убирайся. Уже одиннадцатый час. Я едва держусь на ногах.

IX

День показался Дутрлезу очень длинным. Он позавтракал у камина и оделся, чтобы выйти из дома. Альбер ждал, что его вызовет следователь, и очень хотел как можно скорее дать показания, мечтая загладить свою оплошность, которая стала причиной ареста Жюльена. Из-за него пострадал брат мадемуазель Кальпренед. Что должна была думать об этом восхитительная девушка, которую он любил? Ее визит несколько успокоил Дутрлеза. Он говорил себе, что если бы она не простила его, то не пришла бы с просьбой спасти Жюльена.

Она просила о помощи и Жака, но Жак был славным малым, совершенно не способным употребить это во зло. Притом Жак мог сыграть в спасении молодого Кальпренеда лишь скромную роль. Он сам уверял, что не имеет никакого влияния на своего брата. Дутрлез, напротив, мог повлиять на следователя — стоило ему объяснить, что барон Мотапан преувеличил факты и нет никаких доказательств того, что человек, поднимавшийся по лестнице в первом часу ночи, — Жюльен де ля Кальпренед. Незнакомец с ожерельем был выше и сильнее Жюльена. Кроме того, в квартиру графа де ля Кальпренеда не впервые входили ночью.

Эти и другие подробности должны были произвести на беспристрастного судью благоприятное впечатление, и Альбер несколько часов готовил свои показания. Но, к его величайшему удивлению и досаде, повестку он так и не получил. А между тем делопроизводитель Куртомера послал ее одновременно с повесткой барону. К несчастью, их получил консьерж Маршфруа и обе отдал своему хозяину. Он шпионил за жильцами и, не стесняясь, рассказывал все Мотапану.

Барон, опасаясь вмешательства Дутрлеза, приказал Маршфруа отдать тому повестку на следующий день. Он рассчитывал, что это помешает следователю первым выслушать Дутрлеза. Он даже надеялся, что Дутрлез получит строгий выговор за то, что не явился вовремя, и его небрежность настроит следователя против него. Но барон не мог предвидеть отставку Куртомера.

Бедный Альбер не получил повестку, но в шесть часов вечера ему доставили письмо, которое принесло новое разочарование. Жак писал, что не сможет с ним пообедать — тетка потребовала, чтобы он оставался у нее, пока она не ляжет спать. Он добавил, что придет к своему другу еще до полуночи, и уговаривал запастись терпением.

Дутрлез пришел в самое дурное расположение духа, и ему показалось, что Жак его бросает. А если он отказывается помогать, то не иначе как по совету брата. Дутрлез забыл, что отставной лейтенант Куртомер никому не позволяет командовать собой. Альберу даже нравилось думать: «Жак бросил дело, которое защищаю я и которое больше никто не осмеливается защищать. А я пойду до конца».